Сначала, пока учишься писать, делаешь всё легко, свободно и примитивно.
Потом приходит понимание красоты формы, а с ним и техника: практикуешься в размерах и рифмах, буквальное всё больше сменяется образным.
Освоившись, продолжаешь экспериментировать: играешь ритмами, звуками, словами, смыслами.
Всё усложняешь и усложняешь конструкцию стиха: ещё вычурнее, ещё цветистее, ещё мнозначнее —до предела. Ведь есть же где-то предел...
Об него разбиваешься в кровь, ясней ясного осознав, что это предел возможностей не языка, а твоих собственных.
Это тяжёлая травма, оправиться от неё непросто. Всё кажется, будто в погоне за совершенством потерял какое-то главное, а занятные формы и образы — не более чем безделицы: мастерить их больше не интересно. И вообще, всё уже сказано, зачем повторяться?
И только разочаровавшись в себе, вспоминаешь, как это делалось в самом начале: легко, свободно, без попыток следовать правилам или сломать их все. И просто берёшь и пишешь: как хочешь, как думаешь, как чувствуешь.
Разумеется (и слава богу) «как раньше» уже не напишешь — натренированный мозг привычно подкидывает нетривиальные рифмы и объёмные образы. Но простота возвращается, из примитивности перерождаясь в лаконичность.
Так и развивается в творящем любое, кстати, творчество: от простого к простому.