Вторая жизнь вещи
Вторая жизнь вещиЭтот старый немецкий штык-нож я получил от дядьки, когда мне было лет семь. Этого момента он ждал 30 лет. Но перед тем как начать рассказ о нём, я должен кое-что рассказать о моём покойном дядьке.
Евгений Васильевич Погодин был горький пьяница. Единственным его преимуществом было то, что жил он на Синявино, в местах тех самых страшных боёв. Теперь, будучи взрослым, я жалею, что он уже умер, потому, что с его помощью можно было бы изрядно походить по тем лесам. О дяде Жене и его пьянстве ходили легенды. Вот одна из них: однажды он с собутыльниками пошёл за грибами. Уж не знаю, долго ли они бродили, но случилось им заблудиться. В Синявинских болотах блуждают иногда даже местные. И вот, бродили они, бродили, и наткнулись на застрявший в деревьях немецкий истребитель. Целый! Он лежал не в болоте, не в земле, просто застрял в деревьях. Эта находка принесла бы им целое состояние. Любой музей, коллекционер, а нем более, немцы, выложили бы за такой раритет огромную сумму. Что же делает мой дядька? Они с корешами в течение недели ходили на это место, в результате чего сняли с самолёта весь алюминий, продали и пропили…
В мальчишестве я очень увлекался всевозможными находками, особенно связанными с войной. Вечно собирал какие-то гильзы, какие-то пули и всевозможные железяки. Самой первой моей находкой была советская гильза от 45мм. орудия, обнаруженная мной тривиальной канаве недалеко от дедовской дачи. И вот, благодаря моему героическому дядьке, который знал о моём увлечении, моя коллекция пополнялась. Среди прочего ржавого хлама, притащенного с Синявинских высот, были останки двух немецких штык-ножей. Один представлял собой рукоятку с четырёхсантиметровым огрызком, но в хорошем состоянии, другой же был приличной длинны, но беспощадно изувеченный коррозией. И вот до поры, весь этот хлам почивал в сарае на даче. Мне в голову никогда не могло придти, что я возьмусь за ржавый кусок металла. Но руки дошли.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что знаменитая крупповская сталь под полуторамиллиметровым слоем коррозии жива. В рукоятку, вероятно, попал осколок, и металлические "щёчки" с левой стороны были вдавлены, отчего сама рукоять слегка искривилась. Так же, пострадал от осколков клинок: в 4см от гарды имелась заметная выщерблина с разорванными краями. Между тем, кнопка замка, замыкающего штык-нож на стволе винтовки, и пружина под ней работали даже в необработанном состоянии. То есть нож был жив, он только 60 лет ждал своего пробуждения. Для начала, я поместил его на сутки в уничтожитель ржавчины Б-52, проделав операцию дважды. После этого металл приобрёл сизо-седой налёт, и большая часть коррозии ушла. Дальше в ход пошли корщётка и наждак. После обработки сало ясно, что глубокие раковины, оставшиеся от коррозии, вывести не удастся. Особенно на рукоятке и долах. Но лезвие, в принципе, подлежало полному восстановлению. Для начала, с помощью болгарки я придал обломанному клинку правильную форму финки. Дальше, при помощи шлифовального круга вывел на лезвии все раковины и сформировал остриё. После этого в ход пошли шлифовальные бруски, керосин, руки и титаническое терпение. Поле семи дней работы в старой ржавой железяке можно было узнать холодное оружие. Тем более, оно было оружием, что оно участвовало в той войне. Оно несло в себе адреналин штыковой схватки. Неизвестно, были ли им убиты наши солдаты, и при каких обстоятельствах боя или минного обстрела этот штык-нож потерял половину своего клинка, но, взвешивая его в руках, я ощущал тяжесть не только крупповской стали, но страх и уважение к этому предмету. И ещё полное отторжение мысли самому использовать его, как оружие.
Итак, нож был почти готов. Но даже полированный клинок был подвержен коррозии. Его нужно было защитить. Мы применили метод химического оксидирования. К сожалению, я не знаю пропорций раствора, но жидкость была угрожающей. Нож на проволоке поместили в железное толстостенное корыто, которое тут же протекло. Все мои предложения заменить корыто алюминиевым тазиком, тонкостенными металлическими коробками и прочим хозивентарём, который попадался на взгляд, решительно отвергались химиком, поскольку эта дрянь разъедала даже алюминий. Температура же кипения её была 1600С. Нож варили в течение двух часов, после чего ещё полтора часа – в каком-то другом растворе. Потом из металлического корыта его сразу поместили в кипящий мыльный раствор, что вызвало гейзер, высотой в метр и грибовидное облако. Как пояснил химик, прошла реакцией взаимодействия этой ядрёной жидкости с водой. Мыло же использовали для заполнения микроскопических пор. После кипячения в мыльном растворе ещё очень горячий нож тщательно протёрли тряпкой и обильно мазали машинным маслом с помощью кисти. Дали остыть. Окончанием операции была обработка воском, растворённым в бензине. В результате клинок приобрёл глубокий матово-чёрный цвет. Рукоять же из-за нетронутых раковин стала фактурной и серебристо-чёрной. Декоративные накладки я изготовил из чёрного дерева, пропитав его в течение дня льняным маслом, подогреваемым на пару. Винты и гайки крепления заворонил сам, погружая их раскалёнными в хозяйственное мыло. В результате нож приобрёл окончательный вид.
Я не знаю, придётся ли мне когда-нибудь его применить, чего мне очень не хочется, но я дал вторую жизнь предмету, предназначенному для убийства. Может быть, где-то я даже испытываю за это чувство вины.
(с) Михаил Погодин
Санкт Петербург, апрель 2008г