Отец как-то рассказывал мне весёлую историю, как он, реставратор высшей категории с двадцатилетним стажем, героически занял третье место на конкурсе ПТУшников.
Я очень смеялся.
А хорошо смеётся Тот.
Бог такой ебипетский.
В милом городке Гатчине ежегодно проходит «Купринский фестиваль» по случаю дня рождения жившего здесь классика. В рамках него тут каждую осень происходят странные, но забавные вещи.
В этом году, помимо прочих ряженых, концертов и увеселений для публики была заявлена некая «Битва поэтов», о чём отец мне сообщил и дал на всякий случай телефон тётки-организатора, дескать, узнай, если интересно.
При упоминании названия я автоматически представил что-то вроде Версуса, и решил, что разузнать будет по меньшей мере забавно.
Позвонил. Тётка сообщила мне следующее: набирается 20 участников; в первом туре каждый читает по одному своему стихотворению, и жюри отбирает 10 человек (отделяют поэтов от непоэтов). Прошедшие дальше читают ещё по два — остаются четверо. Они читают ещё одно своё стихотворение и одно — любого автора Серебряного века (праздник всё-таки Купринский). Остаются двое. Финалисты читают ещё по одному своему стиху, и определяется победитель.
— Места на две заявки ещё найдётся?
— Да, конечно! Скиньте мне имена и фамилии, и место жительства! — обрадовалась тётка.
Я вписал себя и Федю, в качестве адреса написав «Санкт-Петербург, Купчино».
В день фестиваля мы прибыли в Гатчину.
Печально признавать, но в этот раз, по сравнению с прошлым, праздник был каким-то куцым. Во-первых, вся движуха проходила не в парке, а на пустыре в центре, во-вторых и движухи-то, считай, не было — сцена, на которой творилось что-то невразумительное, да синематограф.
Короче, самой классной вещью на этом празднике была афишная тумба с репродукциями старых плакатов. В частотности, порадовала дореволюционная реклама кубиков «Магги».
А потом вдобавок дождь пошёл. Так что готовую вот-вот начаться поэтическую бойню перенесли в дом культуры. Мы с Федей об этом узнали в последний момент, и пришли чуть ли не последними. Нас встретил тесненький зал, плотно набитый пожилыми тётеньками и совсем уже дедушками. Признаться, я опасался встретить там Арчета и со присными, но такого расклада не ожидал, и даже слегка растерялся.
В жюри, по заявленным условиям конкурса, состоящее из людей литературы и театра, входили трое: очень говорливый дядечка, в прошлом лощёный, а теперь — лоснящийся, какой-то заслуженный поэт (см. предыдущий пост) был председателем. Слева от него сидел мрачный усатый дед со знатной армянской фамилией Аршакуни, тоже поэт, а справа — ещё не старая тётка, неизвестная мне петербургская актриса (как я узнал впоследствии, игравшая в «Бандитском Петербурге» какую-то секретутку).
Участников наскребли 18 человек. В основном — этих самых тётушек и дедушек. Был там ещё странноватый парнишка лет 17-ти, стихотворение которого целиком приведено в вышедшей впоследствии статье в газете, которая доставляет, и раскрывает суть и дух мероприятия. Категорически рекомендую ознакомиться, без неё впечатление будет неполным. Там и фотка есть
Так что расскажу о том, чего в газете не написали. Первый приступ с нами случился, когда на сцену вышла этакая бабища, полтора метра в сечении, и начала читать стих с постоянным рефреном «Любите женщину большую». Мы стонали, кусали себя за пальцы в горячечных попытках не заржать в голос. Затем выходит ещё одна дама, тоже в статье процитированная. Стих у неё был неприлично длинным, и состоял из слов «Я и ты» и всевозможных сравнений. Казалось бы, тема давно исчерпана Киркоровым с его банькой и тазиком, а ведь нет. Чтение сего шедевра растянулось минут на семь. Отец, заявившийся, как был, в костюме городового, и примостившийся на стуле в самом углу сцены, начал клевать носом. И вот, на очередном «Я и ты», на глазах у изумлённой публики у него из кобуры с грохотом вываливается... огурец.
Отец, задумчиво смотря в окно, лёгким движением ноги запинывает его под стол.
Тут мы не выдержали и всё-таки взвыли.
Кстати, нас действительно почему-то всю дорогу представляли как «Санкт-Петербург, город Купчино», но это было далеко не худшее наименование. Про «молодую поросль» из статьи вы уже в курсе. Кроме того, с лёгкой руки очарованного собственным обаянием председателя жюри, мы стали «сладкой парочкой», а после «школой Веры Полозковой», и на этом моменте я потребовал прекратить оскорбления, чем сильно его озадачил.
Был ещё парень, лет 30-35, в военных штанах и футболке с рунами, этакий славяно-нацист, читал о том, как хочет с кем-то «совокупляться в позе Христа». Это был полный трэш, но хоть что-то запоминающееся. И был дедок, явившийся явно под градусом, читавший нескончаемые поэмы про Пушкина, смешно при этом жестикулируя. Но это быстро утомило. Вообще общее впечатление было гнетущее: стихи тёток были неотличимы один от другого, нечеловечески банальны и скучны. Отдельно выбесил бабообразный мужичок, рассказавший сперва историю, о том, как ему однажды посчастливилось сфотографироваться с Высоцким, а после прочитавший стих, в котором называл его Володькой и своим другом. Ещё он что-то кошмарное про наркотики читал.
После первого тура председатель жюри настоял, чтобы высказаться о каждом участнике, и предоставил это право актрисе. Та начала хвалить то, что было особенно плохо, и поносить то, что имело имело хоть какие-то права на жизнь. Затем много говорил велеречивый председатель, а дед, жалея публику, говорить отказался, и после следующих туров обсуждений уже не было.
В итоге я всё-таки вышел в финал. Своих «соперниц» я слышал, стало быть, чаше других, но совершенно не мог вспомнить, хотя бы о чём они читали. Их стихи совершенно ничем не отличались от всего, прозвучавшего в сумме. Выходя на последний «раунд» я шепнул Феде: «всё, пошёл проигрывать», и прочёл Нёбулу. И сел ждать результатов. Отец не сомневался в победе, я — в поражении.
Как вы уже знаете, результат — почётное третье место. И диск с фильмом, снятым местными энтузиастами. Такой же, что давали на празднике днём за фотку с женой на плече. Федя тоже его получил, в качестве приза симпатий от тётушки-организатора (очень милой, кстати).
Финалистка получила почётную грамоту «Короля поэтов» с правом публикации пяти своих стихотворений в местной газете, «а денежный вопрос обсудим отдельно» (то есть ещё и не факт, что бесплатно), плюс кубок с кистью винограда, и самое главное — лавровый венец, представляющий собой белую бейсболку, обвитую искусственным плющом, что висит на стенах в каждой конторе.
Вот тогда я особенно порадовался, что не победил.
Томик Пушкина дореволюционного издания «от председателя жюри» также достался ей, что было уже слегка обидно. Мне же по-отечески было сказано, что я слишком увлечён Маяковским, и пока ещё не обрёл свой голос.
Правда, дед из жюри, когда всё кончилось, подошёл, пожал мне руку и сказал, что был за меня.
Кстати, помимо статьи есть ещё и отражающий суть телерепортаж с фестиваля, в котором есть 5 секунд вашего покорного слуги и 4 строчки Нёбулы.
Таков вот пиздец.