краткость сестра
Снился маяк. Мы шли вечером по каким-то карельским камням с кем-то близким, кажется, с Марюсом, и вдруг нашли его.
— Я бы хотел жить на маяке! — сказал я, открывая дощатую дверь. За ней оказалось тёмное, почти сарайное помещение, заставленное ящиками и всякой ветошью. Прямо передо мной, на перевёрнутом ведре, обнюхивали друг друга две совершенно одинаковые молодые чёрные крысы. Братья.
Переставляя ящики и освобождая себе путь, я добрался до лестницы и начал подниматься наверх. Очень хотелось подняться на вершину маяка.
Внезапно лестница кончилась, уступая место странным металлическим крюкам, торчащим из стен, по которым оказалось неожиданно удобно забираться.
Я стоял в коридоре, напоминавшим холл какого-то санатория или больницы: залитый желтоватым светом ламп накаливания, с многочисленными дверями в палаты по стенам и пустым постом медсестры прямо напротив. Из одной из дверей появилась моя бабушка с вязаньем (чего за ней никогда не водилось) и сказала: «А, привет. Попроси дядю (назвала имя, но я не запомнил, кажется Лёша) — он тебе твою комнату покажет». Дядя Лёша, человек лет пятидесяти, в полосатой пижаме и куртке поверх неё, стоял справа и с улыбкой смотрел на меня. Видимо, он был смотрителем маяка. Вокруг невесть откуда появились люди. Немного, как раз достаточно для того, чтобы место можно было считать обжитым. Люди в основном пожилые, тоже одетые как пациенты санатория: в пижамах и халатах... Я попросил дядю Лёшу отвести меня на самый верх. «Вот ещё! — пробурчала бабушка — Чего придумал!». Я стал доказывать ей, что увидеть вершину маяка — вполне естественное желание для каждого, кто в нём окажется. Но дядя Лёша уже куда-то исчез и я стал искать путь в одиночку. Мне не встретилось ни одной лестницы, тем не менее, я чувствовал, что поднимаюсь, хоть коридор санатория и повторялся бессчётное число раз, будто я ходил по кругу. Я перемещался по железным крюкам, порой нарушая законы гравитации, и то и дело оказывался в своей комнате — точно такой же, как у меня дома, с той же мебелью, обоями и вещами, но каждый раз в ней появлялись и исчезали новые предметы: то картонная коробка с открытками и деньгами, то красивые блестящие модельки машин... Я знал, что это не одна, а каждый раз — разные комнаты, как и коридор, просто они расположены на разных этажах. И я могу выбрать одну, чтобы жить в ней.
Наконец я нашёл лестницу, правда, ведущую вниз, и спустился по ней. Мы со снова появившемся Марюсом стояли в огромном зале потрясающе красивого барочного собора: на светло-кремовых стенах, украшенных лепниной и библейскими фресками, горели подсвечники, но основной свет давали не они, он лился откуда-то сверху, яркий и белый. Запрокинув голову, я увидел над собой голубое высокое небо с медленно летящими белыми облаками, будто бы за огромным стеклом... Видимо, это и была вершина маяка.
Мы прошли зал насквозь и вышли через массивные двери напротив, прошли вновь сарай со всё теми же крысами... Вокруг был синий карельский вечер. «Ну вот, — думал я — Теперь я знаю, где я живу»
— Я бы хотел жить на маяке! — сказал я, открывая дощатую дверь. За ней оказалось тёмное, почти сарайное помещение, заставленное ящиками и всякой ветошью. Прямо передо мной, на перевёрнутом ведре, обнюхивали друг друга две совершенно одинаковые молодые чёрные крысы. Братья.
Переставляя ящики и освобождая себе путь, я добрался до лестницы и начал подниматься наверх. Очень хотелось подняться на вершину маяка.
Внезапно лестница кончилась, уступая место странным металлическим крюкам, торчащим из стен, по которым оказалось неожиданно удобно забираться.
Я стоял в коридоре, напоминавшим холл какого-то санатория или больницы: залитый желтоватым светом ламп накаливания, с многочисленными дверями в палаты по стенам и пустым постом медсестры прямо напротив. Из одной из дверей появилась моя бабушка с вязаньем (чего за ней никогда не водилось) и сказала: «А, привет. Попроси дядю (назвала имя, но я не запомнил, кажется Лёша) — он тебе твою комнату покажет». Дядя Лёша, человек лет пятидесяти, в полосатой пижаме и куртке поверх неё, стоял справа и с улыбкой смотрел на меня. Видимо, он был смотрителем маяка. Вокруг невесть откуда появились люди. Немного, как раз достаточно для того, чтобы место можно было считать обжитым. Люди в основном пожилые, тоже одетые как пациенты санатория: в пижамах и халатах... Я попросил дядю Лёшу отвести меня на самый верх. «Вот ещё! — пробурчала бабушка — Чего придумал!». Я стал доказывать ей, что увидеть вершину маяка — вполне естественное желание для каждого, кто в нём окажется. Но дядя Лёша уже куда-то исчез и я стал искать путь в одиночку. Мне не встретилось ни одной лестницы, тем не менее, я чувствовал, что поднимаюсь, хоть коридор санатория и повторялся бессчётное число раз, будто я ходил по кругу. Я перемещался по железным крюкам, порой нарушая законы гравитации, и то и дело оказывался в своей комнате — точно такой же, как у меня дома, с той же мебелью, обоями и вещами, но каждый раз в ней появлялись и исчезали новые предметы: то картонная коробка с открытками и деньгами, то красивые блестящие модельки машин... Я знал, что это не одна, а каждый раз — разные комнаты, как и коридор, просто они расположены на разных этажах. И я могу выбрать одну, чтобы жить в ней.
Наконец я нашёл лестницу, правда, ведущую вниз, и спустился по ней. Мы со снова появившемся Марюсом стояли в огромном зале потрясающе красивого барочного собора: на светло-кремовых стенах, украшенных лепниной и библейскими фресками, горели подсвечники, но основной свет давали не они, он лился откуда-то сверху, яркий и белый. Запрокинув голову, я увидел над собой голубое высокое небо с медленно летящими белыми облаками, будто бы за огромным стеклом... Видимо, это и была вершина маяка.
Мы прошли зал насквозь и вышли через массивные двери напротив, прошли вновь сарай со всё теми же крысами... Вокруг был синий карельский вечер. «Ну вот, — думал я — Теперь я знаю, где я живу»
23.01.2011 в 03:02
23.01.2011 в 14:03
*Не знаю, корректно ли будет употребить слово "паникадило", т.к. храм был не православный. Хотя и не каталитический тоже: в нём не было скамей, а вместо икон были картины. Скорее, это что-то общехристианское...
30.01.2011 в 02:12
Я в такие вот моменты, когда проснусь, ещё сильнее начинаю жалеть о том, что мне рисовать не дано...
30.01.2011 в 02:25
30.01.2011 в 02:33