краткость сестра
Сырный Дом напротив разобрали наполовину. Сейчас, под блёкло-фиолетовым небом полуразобранное здание завораживает: его нестабильность делает пейзаж динамичным. Скоро Сырного Дома вообще не будет: за ним уже проглядывается призрачный силуэт следующего здания, для меня нечта вроде обратной стороны Луны. Вот уж не думал, что переживу гигантский завод, памятный с самого раннего детства.
Меня не положили в больницу в полном смысле этого слова. То есть положили на дневной стационар: рано-рано утром я прусь туда и освобождаюсь даже в первой половине дня. Это очень хорошо, потому что там безвылазно я бы свихнулся: психи все, от заведующего отделением до медсестёр. Смотрят на тебя даже не как на дерьмо, а вообще не смотрят и раздражаются от одного твоего присутствия. Даже в военкомате лучше. В общем, мерзко всё это. А по неофициальным источникам ещё и бесполезно. Хорошо, хоть сходить туда осталось, вроде как, всего три раза.
Были на концерте Уотерса. Это офигенно. Всё первое отделение, пока он пел, на сцене строили огромную Стену, отделяющую музыкантов от зрителей, а на ней постоянно показывали видео, как на гигантском экране. Стена будто бы росла сама собой, и «Good buye, blue skye» Уотерс пел уже в последнем оставшемся окошке. Во втором отделении он пел и за Стеной, и перед Стеной, и даже внутри неё, когда из кирпичей внезапно выехал кусочек пространства с телевизором и торшером, в точности, как в фильме. Над зрителями парила Капиталистическая Свинья на собственном моторчике, огромная, чёрная, с надписью «Drink a Kalashnikov vodka», расписанная долларами и серпами-и-молотами; по сцене бродила гигантская стрёмная марионетка учителя, который должен оставить детей в покое, а сам Уотерс строчил в зал из автомата, пока похожие на нацистов люди на заднем плане размахивали молотковыми флагами. В финале Стена, естественно, с грохотом рухнула, оказавшись картонной. Шоу было великолепное, ничего подобного я в жизни не видел, даже по телевизору. Рассказывать об этом трудно, так что скоро, надеюсь вывешу кое-какие фотографии. Я в основном на видео снимал, но учитывая убогость моего аппарата, пожалуй, оставлю эти кадры "себе на память". Было и на что посмотреть, и что поорать, и самое главное — над чем подумать. Собственно, этим мы и занимались пока шли от СКК за пивом и, конечно, во время распития этого самого пива в компании Скифы, Менхеля, Полит, странного мальчика Вити и его замечательного отца. Мозговой диспут начали с риторического вопроса, сколько же денег пришлось заплатить создателям шоу компаниям Coca-Cola, Mersedes-Benz, Apple, Shell, и даже Lucasfilm чтобы так над ними постебаться (чего стоили одни только сменяющие друг друга картинки: портреты разных Великих Вождей с белыми наушниками в ушах и подписью «iBelieve» и ряды могил с припиской «iPay»... да-да, iPod — уже давно является символом «Системы». Потом приводили варианты прочтения отдельных символов и метафор, таких как напоминающее одновременно свастику и серп-и-молот знамя со скрещёнными молотками, и наконец, задались вопросом «про что кино»: что есть Стена, и как следствие — что одиночество, а что — свобода. Тут-то и произошёл один замечательный момент: отец Вити сказал, что нужно быть оптимистом, на что Менхель прогнал двухминутную речь о том, что оптимизм не может являться системой мировоззрения и почему. «Да, пожалуй, я с вами соглашусь... — несколько потрясённо произнёс отец Вити — Как вы хорошо рассуждаете... Где вы учитесь?». «Я... в переходе сувенирами торгую» — после некоторой паузы ответил тот.
А вокруг весна. Настоящая. Я уже ходил по улице в одной футболке, на пасху мы со Скифой пили в Гатчине берёзовый сок, слушали лягушек, квакавших как старый мопед, и комары уже проснулись. Твари.
Сегодня вот был в двух больницах сразу: у себя и у Юры, моего приятеля, молодого человека сестры Скифы. Бедняга лежит в Боткинской с осложнением после ангины и загоняется. Я его понимаю: больница — место гадкое, даже если у тебя отдельная платная палата и работа на ноуте, всё равно хочется выть, только нельзя: так никогда не поправишься. А ещё там изумительная курилка с пожелтевшим кафелем и отслаивающимся потолком, вся испещрённая различными надписями, самая добрая из которой «Живите как мы жили, живите лучше нас!». В основном — фиксация рекордов по долготе лежания в больнице и числу вскрытий горла.
Дни идут в каком-то совсем не весеннем мареве. В голове — предчувствие агонии, ибо страшно представить, как я буду сдавать эту сессию. Остаётся утешаться лишь тем, что — не впервой. Что же до курсовой — это действительно страшно, но я тоже надеюсь, что как-нибудь пронесёт.
«Уставшему телу немного вина, чуть-чуть тишины обесточенным нервам...». Я как-то странно устал и хочу только одного: чтобы это кончилось. Всё.
Меня не положили в больницу в полном смысле этого слова. То есть положили на дневной стационар: рано-рано утром я прусь туда и освобождаюсь даже в первой половине дня. Это очень хорошо, потому что там безвылазно я бы свихнулся: психи все, от заведующего отделением до медсестёр. Смотрят на тебя даже не как на дерьмо, а вообще не смотрят и раздражаются от одного твоего присутствия. Даже в военкомате лучше. В общем, мерзко всё это. А по неофициальным источникам ещё и бесполезно. Хорошо, хоть сходить туда осталось, вроде как, всего три раза.
Были на концерте Уотерса. Это офигенно. Всё первое отделение, пока он пел, на сцене строили огромную Стену, отделяющую музыкантов от зрителей, а на ней постоянно показывали видео, как на гигантском экране. Стена будто бы росла сама собой, и «Good buye, blue skye» Уотерс пел уже в последнем оставшемся окошке. Во втором отделении он пел и за Стеной, и перед Стеной, и даже внутри неё, когда из кирпичей внезапно выехал кусочек пространства с телевизором и торшером, в точности, как в фильме. Над зрителями парила Капиталистическая Свинья на собственном моторчике, огромная, чёрная, с надписью «Drink a Kalashnikov vodka», расписанная долларами и серпами-и-молотами; по сцене бродила гигантская стрёмная марионетка учителя, который должен оставить детей в покое, а сам Уотерс строчил в зал из автомата, пока похожие на нацистов люди на заднем плане размахивали молотковыми флагами. В финале Стена, естественно, с грохотом рухнула, оказавшись картонной. Шоу было великолепное, ничего подобного я в жизни не видел, даже по телевизору. Рассказывать об этом трудно, так что скоро, надеюсь вывешу кое-какие фотографии. Я в основном на видео снимал, но учитывая убогость моего аппарата, пожалуй, оставлю эти кадры "себе на память". Было и на что посмотреть, и что поорать, и самое главное — над чем подумать. Собственно, этим мы и занимались пока шли от СКК за пивом и, конечно, во время распития этого самого пива в компании Скифы, Менхеля, Полит, странного мальчика Вити и его замечательного отца. Мозговой диспут начали с риторического вопроса, сколько же денег пришлось заплатить создателям шоу компаниям Coca-Cola, Mersedes-Benz, Apple, Shell, и даже Lucasfilm чтобы так над ними постебаться (чего стоили одни только сменяющие друг друга картинки: портреты разных Великих Вождей с белыми наушниками в ушах и подписью «iBelieve» и ряды могил с припиской «iPay»... да-да, iPod — уже давно является символом «Системы». Потом приводили варианты прочтения отдельных символов и метафор, таких как напоминающее одновременно свастику и серп-и-молот знамя со скрещёнными молотками, и наконец, задались вопросом «про что кино»: что есть Стена, и как следствие — что одиночество, а что — свобода. Тут-то и произошёл один замечательный момент: отец Вити сказал, что нужно быть оптимистом, на что Менхель прогнал двухминутную речь о том, что оптимизм не может являться системой мировоззрения и почему. «Да, пожалуй, я с вами соглашусь... — несколько потрясённо произнёс отец Вити — Как вы хорошо рассуждаете... Где вы учитесь?». «Я... в переходе сувенирами торгую» — после некоторой паузы ответил тот.
А вокруг весна. Настоящая. Я уже ходил по улице в одной футболке, на пасху мы со Скифой пили в Гатчине берёзовый сок, слушали лягушек, квакавших как старый мопед, и комары уже проснулись. Твари.
Сегодня вот был в двух больницах сразу: у себя и у Юры, моего приятеля, молодого человека сестры Скифы. Бедняга лежит в Боткинской с осложнением после ангины и загоняется. Я его понимаю: больница — место гадкое, даже если у тебя отдельная платная палата и работа на ноуте, всё равно хочется выть, только нельзя: так никогда не поправишься. А ещё там изумительная курилка с пожелтевшим кафелем и отслаивающимся потолком, вся испещрённая различными надписями, самая добрая из которой «Живите как мы жили, живите лучше нас!». В основном — фиксация рекордов по долготе лежания в больнице и числу вскрытий горла.
Дни идут в каком-то совсем не весеннем мареве. В голове — предчувствие агонии, ибо страшно представить, как я буду сдавать эту сессию. Остаётся утешаться лишь тем, что — не впервой. Что же до курсовой — это действительно страшно, но я тоже надеюсь, что как-нибудь пронесёт.
«Уставшему телу немного вина, чуть-чуть тишины обесточенным нервам...». Я как-то странно устал и хочу только одного: чтобы это кончилось. Всё.
28.04.2011 в 08:45