краткость сестра
13:24
Димка-толстый
Раз уж взялся за свои дачные лета, нельзя никак обойтись без отдельного рассказа об этой личности.
Димка-толстый был одним из первых сверстников, с которым я познакомился в жизни. Наверное лет с трёх я его знал. И всегда отдавал себе отчёт, что общался с ним исключительно за неимением альтернативы. Потому что парень был странноватый. По предыдущей истории это, я думаю, понятно.
Любую игрушку, даже самую завалящую, он дежурно просил подарить, ломал мои, отданные на пару дней, но что самое бесячее — беспрестанно говорил о деньгах, и только о деньгах. Подходил ко взрослым, и спрашивал, сколько стоит их машина или бензопила, говорил, какая есть у его родственников. Этих самых родственников, которыми он то и дело хвалился и которые «такие богатые, что даже противно бывает, какие они богатые!», разумеется, никто их никогда не видел. Димка жил в малюсеньком домишке с бабушкой.
Хотя с ним бывало и весело: одно из ранних воспоминаний моего детства, как мы с Димкой играем в метро у меня дома. Лестница на второй этаж была эскалатором, чулан — тоннелем, где темно, а комнаты — разными станциями. Входим в маленькую комнатку на втором этаже. «А это какая станция?» — спрашиваю я Димку. Он, жуя печенину, принюхивается, и с видом знатока, отвечает: «Пионером пахнет. Значит пионерская!».
И конечно мы закономерно попадали в какие-нибудь переделки. Мой участок с дорогой соединяет мост через канаву, с перилами из молодых берёзовых стволов, довольно-таки шаткими. Под ними лежит большое бревно, где всегда курил дедушка. Мы с Димкой тоже любили там сидеть. Вдруг Димка встал ногами на бревно, и уселся на перила, пружиня. И говорит: «Тебе слабо?». «Конечно не слабо!» — говорю я и усаживаюсь рядом. Спустя мгновение мы, вместе с обломками перил, летели в канаву. Причём я умудрился приземлиться так, что даже не намочил ноги, хоть и был с ног до головы в грязи, а Димка раскроил себе камнем ползадницы... Дед доставал нас, воющих, из канавы, поливал из шланга, ржал и ругался.
Пару раз Димка проявлял неслыханную щедрость: однажды подарил мне здоровый танк, который когда-то был на радиоуправлении, ездил, и бабахал. Разумеется, он уже давно был сломан и у него не хватало пары колёс, но мне он всё равно очень понравился. А самое главное, перед школой Димка отдал мне свой старый велосипед. В этом франкенштейне со срезанной верхней рамой на женский манер и кривыми колёсами было трудно узнать «Орлёнок», но это был мой первый двухколёсный велик, на котором меня и научили кататься.
Собственно, освоив это мастерство, я познакомился с классными ребятами с конца линии, и с Димкой пересекаться особо не стремился. Он же обижался на всех нас и всегда приходил поговорить гадости и испортить веселье. Однажды мы сидели в заброшенной недостройке рядом с моим участком, как вдруг пришёл Димка, уселся на окно, и завёл свою шарманку: «Да вы знаете, кем мой отец работает? Он работает в Финляндии на производстве джипов!..» ну и так далее. Мы, зевая, слушаем. И вдруг, окончив свою десятиминутную тираду, он встаёт с окна, говорит «Извини, я всё наврал» и уходит.
В последний раз я видел его лет в шестнадцать. К тому моменту я стал очень редко бывать на даче, и с трудом узнал этого крепкого парня с серьёзным взглядом. Он учился в колледже метро на машиниста, как мечтал с детства, и первое, что я от него услышал после приветствия было: «Знаешь, я понял — деньги портят людей».
Димка-толстый был одним из первых сверстников, с которым я познакомился в жизни. Наверное лет с трёх я его знал. И всегда отдавал себе отчёт, что общался с ним исключительно за неимением альтернативы. Потому что парень был странноватый. По предыдущей истории это, я думаю, понятно.
Любую игрушку, даже самую завалящую, он дежурно просил подарить, ломал мои, отданные на пару дней, но что самое бесячее — беспрестанно говорил о деньгах, и только о деньгах. Подходил ко взрослым, и спрашивал, сколько стоит их машина или бензопила, говорил, какая есть у его родственников. Этих самых родственников, которыми он то и дело хвалился и которые «такие богатые, что даже противно бывает, какие они богатые!», разумеется, никто их никогда не видел. Димка жил в малюсеньком домишке с бабушкой.
Хотя с ним бывало и весело: одно из ранних воспоминаний моего детства, как мы с Димкой играем в метро у меня дома. Лестница на второй этаж была эскалатором, чулан — тоннелем, где темно, а комнаты — разными станциями. Входим в маленькую комнатку на втором этаже. «А это какая станция?» — спрашиваю я Димку. Он, жуя печенину, принюхивается, и с видом знатока, отвечает: «Пионером пахнет. Значит пионерская!».
И конечно мы закономерно попадали в какие-нибудь переделки. Мой участок с дорогой соединяет мост через канаву, с перилами из молодых берёзовых стволов, довольно-таки шаткими. Под ними лежит большое бревно, где всегда курил дедушка. Мы с Димкой тоже любили там сидеть. Вдруг Димка встал ногами на бревно, и уселся на перила, пружиня. И говорит: «Тебе слабо?». «Конечно не слабо!» — говорю я и усаживаюсь рядом. Спустя мгновение мы, вместе с обломками перил, летели в канаву. Причём я умудрился приземлиться так, что даже не намочил ноги, хоть и был с ног до головы в грязи, а Димка раскроил себе камнем ползадницы... Дед доставал нас, воющих, из канавы, поливал из шланга, ржал и ругался.
Пару раз Димка проявлял неслыханную щедрость: однажды подарил мне здоровый танк, который когда-то был на радиоуправлении, ездил, и бабахал. Разумеется, он уже давно был сломан и у него не хватало пары колёс, но мне он всё равно очень понравился. А самое главное, перед школой Димка отдал мне свой старый велосипед. В этом франкенштейне со срезанной верхней рамой на женский манер и кривыми колёсами было трудно узнать «Орлёнок», но это был мой первый двухколёсный велик, на котором меня и научили кататься.
Собственно, освоив это мастерство, я познакомился с классными ребятами с конца линии, и с Димкой пересекаться особо не стремился. Он же обижался на всех нас и всегда приходил поговорить гадости и испортить веселье. Однажды мы сидели в заброшенной недостройке рядом с моим участком, как вдруг пришёл Димка, уселся на окно, и завёл свою шарманку: «Да вы знаете, кем мой отец работает? Он работает в Финляндии на производстве джипов!..» ну и так далее. Мы, зевая, слушаем. И вдруг, окончив свою десятиминутную тираду, он встаёт с окна, говорит «Извини, я всё наврал» и уходит.
В последний раз я видел его лет в шестнадцать. К тому моменту я стал очень редко бывать на даче, и с трудом узнал этого крепкого парня с серьёзным взглядом. Он учился в колледже метро на машиниста, как мечтал с детства, и первое, что я от него услышал после приветствия было: «Знаешь, я понял — деньги портят людей».