Мой любимый город — @дневники: асоциальная сеть

12:50 Мой любимый город

27 мая 2021

Сегодня родилась моя дочь. За эти 24 часа я испытал такую радикальную амплитуду эмоций, как наверное никогда в жизни. Со многими до сих пор не разобрался, так что буду делать это прямо сейчас.

Первой был доселе неведомый мне уровень сострадания. Мы планировали роды дома, заручившись поддержкой доулы-акушерки. Когда бабушка узнала, что я хочу присутствовать на родах, то стала меня отговаривать. «Нечего мужчине там делать, только комплексы развивать» — «Какие ещё комплексы?» — «Видеть, как человек мучается, и не иметь возможности помочь». Это и правда удивительно больно — видеть страдания женщины, которую ты любишь больше всего на свете, а в голову лезут мысли, что виноват в этом ты, ведь это ты сделал её беременной. Но помочь как раз-таки можно — погладить, помассировать поясницу, говорить поддерживающие слова, напоминать дышать, короче — быть рядом. И здесь нужно сказать о втором потрясении — неведомом доселе уровне близости. Я не думал, что могу сильнее любить свою жену, но после всего, через что ей сегодня пришлось пройти, мои чувства усилились вдесятеро. Даже не усилились — стали плотнее.

Вкрадывались моменты недоумения, когда приходилось будить доулу, чтобы она что-нибудь сделала. Я представлял себе профессиональную поддержку в родах иначе. Да, периодически она сменяла меня, когда мне надо было перекусить или просто немного побыть одному, но степень её участия в процессе слегка обескураживала.

А потом была рваная паника, когда к утру выяснилось, что Юля не может родить сама, и придётся ехать в роддом. Почему-то такой вариант мы никогда всерьёз не рассматривали, даже не собрали сумку. Пришлось закидывать всё подряд впопыхах, пока любимая стонала и корчилась на полу. И ещё бесконечный час в такси, несущемся по кольцевой на другой конец света — водитель лавировал как мог и нарушал правила, но всё равно это было невероятно долго. Можно было просто вызвать скорую, но тогда Юлю увезли бы в ближайший роддом, где доула не смогла бы её сопровождать.

Странная пустота в голове — на автопилоте брёл утренней купчинской улицей к бабушке. Звонок от доулы: «Поздравляю, ты стал папой». Слышу, но не понимаю, и до сих пор как будто не понял. Говорю бабушке с обалдевшим видом: «Ты теперь прабабушка» и встречаю такой же обалдевший взгляд. Из короткого репортажа узнаю, что девочка родилась огромная, обычно дети такие в два месяца, и без врачебного вмешательства было не обойтись. Что Юля — настоящий герой, но страшно измотана, лежит под капельницей после наркоза. Взрыв нежности, гордости, сострадания — но будто из-под воды. Верхний слой пустоты уцелел.

Он прорвался минут через сорок, после второго звонка доулы. «Ты ведь мужчина, я могу тебе говорить, как есть?» и скороговоркой — про жуткую операцию, про то, что с Юлей обращались, «как с куском мяса», как орали на неё впятером, а она ничего не понимала... Я понял: случилось ровно то, чего Юля так боялась, почему не хотела в роддом. В глазах стояли злые слёзы, голова взрывалась от бессилия. Над ней издевались, её мучали, на неё кричали, а меня там не было. Я клялся её защищать, а меня там не было. Будь я там — я бы руками убил за любое грубое слово. Но меня там не было, потому что я так и не удосужился сделать пару прививок. О том, что защищать её должна была доула, я тогда ещё не подумал. А теперь Юля там совсем одна, изрезанная, измученная, я даже не знаю, отдали ли ей ребёнка, я вообще ничего не знаю. Я сидел на диване, смотрел в точку и ждал её звонка. Так больно и страшно мне ещё никогда не было. Наорал на бабушку — легче, конечно, не стало. Не представлял, что в день рождения дочери самой сильной моей эмоцией окажется боль.

Наконец, она позвонила. К тому моменту я уже сообразил, что обо всём этом ужасе с ней говорить нельзя. Слыша её голос, очень уставший, но умиротворённый, я обретал надежду. Я старался передать всю свою нежность, гордость и радость, и захлёбывался ими, снова чуть не плача. Малышка живая и здоровая, Юля, как минимум, живая. Врачи, конечно, грубияны и мрази, но они спасли их обеих. Когда я это понял, злоба отхлынула, и стало просто хорошо. Звонил её родным и своим, всем рассказывал...

Растерянность. Через какое-то время Юля прислала мне первую фотографию девочки. Я снова ничего не понимал. Я должен был испытать какие-то чувства, но никак не мог осознать, что это существо с круглой головой, большим носом и ртом — моя дочь, Таисия. Знаю, что это нормально, но всё равно чувствовал себя странно. Пойму, когда увижу её вживую.

Тоска от того, что это произойдёт нескоро, что я не могу прямо сейчас отдать Юле всю ту заботу и нежность, которую она заслужила, и которой скопилось внутри меня так много, что становится трудно, всё усиливалась. Я ехал домой, понимая, что сейчас войду в раскуроченную квартиру, где всё было готово ко встрече с малышкой, а вышло иначе... Бешено убирался, затыкая эмоции делом, но уже предчувствовал момент, когда закончу и останусь один на один с пустым домом.

Плеснул вина, сел писать вот это.
А потом внезапно приехал Витя. Принёс термо-сумку «Достаевский» («по дороге доставщика сбил, не пропадать же добру!»), внутри которой были пицца и два контейнера макарон. А ещё лимонад и гору шоколада. Мы пировали, болтали, ржали, дрались с икс-боксом в «Мортал Комбат»... Никак не ожидал такого окончания этих бесконечных суток, но это было то что надо.

Так прошёл первый день рождения Таисии Погодиной.
Теперь она есть.
Скорей бы мы все были вместе.

@темы: Истории и другие истории, Я