
Записи с темой: КнИгИ (23)
08:17
Цитата дня
«Мы нашли решения таких проблем, о существовании которых и не подозревали!»
Энн Маккефри, «Странствия дракона»
Энн Маккефри, «Странствия дракона»
Комментарии (1)
Одной из моих самых любимых вещей детства, которая начисто выносила мне мозг и заставляла биться в припадках хохота, была книжка "Сказки о львах и парусниках" Святослава Сахарнова.
Куда она делась у меня — неизвестно, но сейчас я бы душу продал за издание с именно теми картинками. Наконец-то я нашёл её в сети! Спорим, вы тоже захотите прочитать? Вот вам затравочка:

Куда она делась у меня — неизвестно, но сейчас я бы душу продал за издание с именно теми картинками. Наконец-то я нашёл её в сети! Спорим, вы тоже захотите прочитать? Вот вам затравочка:

с тех пор, как люди придумали время,
его прошло довольно много
я знаю много слов, но нынче в моде
широкие зазубренные наконечники
пока я не знал огня,
горшки обжигали боги
умирая, сжимал в руках самое дорогое:
флейту и запас дров
она снесла три яйца. Самое маленькое
подбросила на небо и назвала: солнце
у него было мягкое сердце,
но твёрдый череп
это было так, как всегда бывает это
время шло быстро. Но я был быстрее
старики считали, что это место плохое
и надо уходить; молодые считали по пальцам:
раз, два, три
читать дальше
его прошло довольно много
я знаю много слов, но нынче в моде
широкие зазубренные наконечники
пока я не знал огня,
горшки обжигали боги
умирая, сжимал в руках самое дорогое:
флейту и запас дров
она снесла три яйца. Самое маленькое
подбросила на небо и назвала: солнце
у него было мягкое сердце,
но твёрдый череп
это было так, как всегда бывает это
время шло быстро. Но я был быстрее
старики считали, что это место плохое
и надо уходить; молодые считали по пальцам:
раз, два, три
читать дальше
03:21
В Августе
Видел падающую звезду. Очень быстро!
ТЕЛЕГРАММЫ
Надейки, живущие одна в Рамос-Мехиа, а другая в Виедеме, обменялись
следующими телеграммами:
ЗАБЫЛА ТЫ КАНАРЕЕЧНУЮ СЕПИЮ. ДУРА. ИНЕС.
САМА ДУРА. У МЕНЯ ЗАПАСНАЯ. ЭММА.
Три телеграммы хронопов:
НЕОЖИДАННО ОШИБШИСЬ ПОЕЗДОМ ВМЕСТО 7.12 ВЫЕХАЛ 8.24 НАХОЖУСЬ СТРАННОМ
МЕСТЕ. ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ ЛИЧНОСТИ ПЕРЕСЧИТЫВАЮТ ПОЧТОВЫЕ МАРКИ. МЕСТО КРАЙНЕ
МРАЧНОЕ. НЕ ДУМАЮ ЧТО ПРИМУТ ТЕЛЕГРАММУ. ВОЗМОЖНО ЗАБОЛЕВАНИЕ. ГОВОРИЛ
НАДО БЫЛО ЗАХВАТИТЬ ГРЕЛКУ. ЧУВСТВУЮ УПАДОК СИЛ. ЖДИ ОБРАТНЫМ ПОЕЗДОМ.
АРТУРО.
НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ. ЧЕТЫРЕ ПЕСО ШЕСТЬДЕСЯТ ИЛИ НИЧЕГО. ЕСЛИ СКОСТЯТ
БЕРИ ДВЕ ПАРЫ ОДНУ ГЛАДКУЮ ДРУГУЮ В ПОЛОСКУ.
НАШЕЛ ТЕТЮ ЭСТЕР СЛЕЗАХ. ЧЕРЕПАХА БОЛЬНА. ВОЗМОЖНО ЯДОВИТЫЙ КОРЕНЬ
ИЛИ ПРОТУХШИЙ СЫР. ЧЕРЕПАХИ НЕЖНЫЕ. ГЛУПЫЕ НЕМНОГО. НЕ МОГУТ РАЗЛИЧАТЬ.
ЖАЛЬ.
ТЕЛЕГРАММЫ
Надейки, живущие одна в Рамос-Мехиа, а другая в Виедеме, обменялись
следующими телеграммами:
ЗАБЫЛА ТЫ КАНАРЕЕЧНУЮ СЕПИЮ. ДУРА. ИНЕС.
САМА ДУРА. У МЕНЯ ЗАПАСНАЯ. ЭММА.
Три телеграммы хронопов:
НЕОЖИДАННО ОШИБШИСЬ ПОЕЗДОМ ВМЕСТО 7.12 ВЫЕХАЛ 8.24 НАХОЖУСЬ СТРАННОМ
МЕСТЕ. ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ ЛИЧНОСТИ ПЕРЕСЧИТЫВАЮТ ПОЧТОВЫЕ МАРКИ. МЕСТО КРАЙНЕ
МРАЧНОЕ. НЕ ДУМАЮ ЧТО ПРИМУТ ТЕЛЕГРАММУ. ВОЗМОЖНО ЗАБОЛЕВАНИЕ. ГОВОРИЛ
НАДО БЫЛО ЗАХВАТИТЬ ГРЕЛКУ. ЧУВСТВУЮ УПАДОК СИЛ. ЖДИ ОБРАТНЫМ ПОЕЗДОМ.
АРТУРО.
НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ. ЧЕТЫРЕ ПЕСО ШЕСТЬДЕСЯТ ИЛИ НИЧЕГО. ЕСЛИ СКОСТЯТ
БЕРИ ДВЕ ПАРЫ ОДНУ ГЛАДКУЮ ДРУГУЮ В ПОЛОСКУ.
НАШЕЛ ТЕТЮ ЭСТЕР СЛЕЗАХ. ЧЕРЕПАХА БОЛЬНА. ВОЗМОЖНО ЯДОВИТЫЙ КОРЕНЬ
ИЛИ ПРОТУХШИЙ СЫР. ЧЕРЕПАХИ НЕЖНЫЕ. ГЛУПЫЕ НЕМНОГО. НЕ МОГУТ РАЗЛИЧАТЬ.
ЖАЛЬ.
Собачиная смесь не похожа ни на один из известных мне напитков. Гадость жуткая, хотя после третьего или четвертого глотка это уже не так заметно.
— Не налегай, — предупреждает Черный. — А то вырубишься.
— Странные эти Псы, — говорю я. — И пристрастия у них странные.
— У нас, — поправляет Черный. — Не забывай, я теперь тоже Пес.
— Да, — говорю я. — Светло-палевый. Мохнатый. Большой. Ты когда-нибудь замечал, какого цвета глаза у Македонского? Они у него, как осенние листья. Крапчатые…
— Не приглядывался.
— Зря. Там много всего. Знаешь, в чем состоит мой главный секрет, Черный? У каждого в Доме есть свой секрет. У меня тоже. Мой секрет в том, что я могу слинять отсюда в любой момент. Как только пожелаю.
Черный опускает бутылку, поперхнувшись ее содержимым.
— Куда это, интересно?
— Сюда же. Но не совсем сюда. В сюда, которое не совсем здесь. Это секрет, учти.
— Ясно, — говорит Черный. — В бутылку со спиртом и яблочным соком. По-моему, тебе уже хватит.
Я размазываюсь по стене и укладываю ноги на ящик. Зажим в грабле заклинило, так что держать мне теперь бутыль из-под Песьих радостей до конца моих дней.
— Загибай за меня пальцы, Черный. Я буду перечислять тебе параллельные миры, годящиеся для бегства.
— Валяй, — говорит Черный. — Не стесняйся.
Дверь отворяется, и на пороге возникает Лорд, изящно покачивающийся меж костылей.
— Я тебя все-таки нашел! — говорит он.
— И этот тоже в моей одежде, — удивляется Черный. — Что на вас нашло? Иди сюда, Лорд, по-моему, он уже готов. Толкует о параллельных мирах.
— Интересная тема.
Лорд подплывает к нам, падает на свободную коробку и с грохотом складывает костыли крест-накрест у стены.
Я закрываю глаза. И открываю.
И оказываюсь сразу во всем. В стенах, в полу, в потолке, в Черном, в Лорде и в костылях Лорда. Я, как воронка, засасываю мир. Та моя часть, что целее прочих, встревожена моим поступком. Она встревожена тем, что открыла другому мне бутылочный тайник и дала вкусить его содержимого, тому мне, который — лысый и бешеноглазый — сидит напротив, закинув ноги на ящик, и эта моя часть — она удобнее всех, потому что целее — говорит:
— Черт, не думал, что его так развезет. Что будем делать, Лорд?
читать дальше
— Не налегай, — предупреждает Черный. — А то вырубишься.
— Странные эти Псы, — говорю я. — И пристрастия у них странные.
— У нас, — поправляет Черный. — Не забывай, я теперь тоже Пес.
— Да, — говорю я. — Светло-палевый. Мохнатый. Большой. Ты когда-нибудь замечал, какого цвета глаза у Македонского? Они у него, как осенние листья. Крапчатые…
— Не приглядывался.
— Зря. Там много всего. Знаешь, в чем состоит мой главный секрет, Черный? У каждого в Доме есть свой секрет. У меня тоже. Мой секрет в том, что я могу слинять отсюда в любой момент. Как только пожелаю.
Черный опускает бутылку, поперхнувшись ее содержимым.
— Куда это, интересно?
— Сюда же. Но не совсем сюда. В сюда, которое не совсем здесь. Это секрет, учти.
— Ясно, — говорит Черный. — В бутылку со спиртом и яблочным соком. По-моему, тебе уже хватит.
Я размазываюсь по стене и укладываю ноги на ящик. Зажим в грабле заклинило, так что держать мне теперь бутыль из-под Песьих радостей до конца моих дней.
— Загибай за меня пальцы, Черный. Я буду перечислять тебе параллельные миры, годящиеся для бегства.
— Валяй, — говорит Черный. — Не стесняйся.
Дверь отворяется, и на пороге возникает Лорд, изящно покачивающийся меж костылей.
— Я тебя все-таки нашел! — говорит он.
— И этот тоже в моей одежде, — удивляется Черный. — Что на вас нашло? Иди сюда, Лорд, по-моему, он уже готов. Толкует о параллельных мирах.
— Интересная тема.
Лорд подплывает к нам, падает на свободную коробку и с грохотом складывает костыли крест-накрест у стены.
Я закрываю глаза. И открываю.
И оказываюсь сразу во всем. В стенах, в полу, в потолке, в Черном, в Лорде и в костылях Лорда. Я, как воронка, засасываю мир. Та моя часть, что целее прочих, встревожена моим поступком. Она встревожена тем, что открыла другому мне бутылочный тайник и дала вкусить его содержимого, тому мне, который — лысый и бешеноглазый — сидит напротив, закинув ноги на ящик, и эта моя часть — она удобнее всех, потому что целее — говорит:
— Черт, не думал, что его так развезет. Что будем делать, Лорд?
читать дальше
Когда хронопы поют свои любимые песни, они приходят в такое возбуждение, что частенько попадают под грузовики и велосипеды, вываливаются из окна и теряют не только то, что у них в карманах, но и счет дням.
Когда хроноп поет, надейки и фамы сбегаются послушать, хотя и не понимают, что здесь особенного, и даже несколько задеты. Окруженный толпой, хроноп воздевает ручки, словно поддерживает солнце, словно небо - блюдо, а солнце - голова Крестителя, так что песня хронопа как бы обнаженная Саломея, танцующая для фамов и надеек, которые застыли с раскрытыми ртами, спрашивая друг у друга - доколе?! Но так как в глубине души они славные (фамы просто хорошие, а надейки - безобидные дурочки), то в конце концов они хронопу аплодируют, а тот, придя в себя, удивленно озирается по сторонам и тоже начинает аплодировать, бедняжка.
Когда хроноп поет, надейки и фамы сбегаются послушать, хотя и не понимают, что здесь особенного, и даже несколько задеты. Окруженный толпой, хроноп воздевает ручки, словно поддерживает солнце, словно небо - блюдо, а солнце - голова Крестителя, так что песня хронопа как бы обнаженная Саломея, танцующая для фамов и надеек, которые застыли с раскрытыми ртами, спрашивая друг у друга - доколе?! Но так как в глубине души они славные (фамы просто хорошие, а надейки - безобидные дурочки), то в конце концов они хронопу аплодируют, а тот, придя в себя, удивленно озирается по сторонам и тоже начинает аплодировать, бедняжка.
Комментарии (3)
Чтобы сохранить свои воспоминания, фамы обычно бальзамируют их: уложив воспоминанию волосы и характерные признаки, они пеленают его с ног до головы в черное покрывало и прислоняют к стене в гостиной с этикеткой, на которой значится: "Прогулка в Кильмес" или "Фрэнк Синатра".
У хронопов не так: эти рассеянные мягкие существа позволяют воспоминаниям носиться с веселыми криками по всему дому, и те бегают между ними, а когда одно из них запутается в ногах, его нежно гладят, приговаривая: "Смотри не ушибись" или "Осторожней на лестнице". Поэтому в доме у фамов порядок и тишина, в то время как у хронопов все вверх дном и постоянно хлопают двери. Соседи вечно жалуются на хронопов, а фамы, сочувственно кивая, спешат домой, чтобы посмотреть, все ли этикетки на месте.

А вы - фам или хроноп?
У хронопов не так: эти рассеянные мягкие существа позволяют воспоминаниям носиться с веселыми криками по всему дому, и те бегают между ними, а когда одно из них запутается в ногах, его нежно гладят, приговаривая: "Смотри не ушибись" или "Осторожней на лестнице". Поэтому в доме у фамов порядок и тишина, в то время как у хронопов все вверх дном и постоянно хлопают двери. Соседи вечно жалуются на хронопов, а фамы, сочувственно кивая, спешат домой, чтобы посмотреть, все ли этикетки на месте.

А вы - фам или хроноп?
Комментарии (7)
18:12
Osannah
Не хочется сглазить, но эта осень на удивление к нам лояльна. Дожди пробегали мимо в середине сентября и больше не кажут свои тысячи мокрых носов, чтобы поделиться насморком с нами. Уже совсем прохладно, холодно даже, но обычно в это время только безумец посмеет выйти на улицу без зонтика, а у нас над головой всё то же пронзительное небо начала сентября, разве что совсем немного постарше. А ночью уже совсем зимнее, чёрно-бархатное.
Я всё не мог поверить, что кончился сентябрь: неужели уже прошла треть осени и дальше будет всё хуже и хуже? Сентябрь кончился, а красивая осень осталась. Даже солнце ещё не совсем холодное, здорово!..
Читаю "Одиссея, сына Лаэрта" Г.Л. Олди - наконец-то я дорос до этой книги! Два раза раньше начинал, и бросал на первых же страницах. Ещё переживал - неужели Олди мне не понравился?.. Теперь понимаю - действительно было рановато, наверное. Раньше я бы вряд ли понял, чем отличается человек Номоса от разумного эгоиста. "Дурак!", как сказал бы Далеко Разящий. Сейчас такого вопроса не стоит, есть много других. Безумно интересных и сложных вопросов. Совсем не того от книги ожидал, и здорово, что она такая!.. Даже со всеми её "зевесовыми перунами" и неведомыми древним грекам стихотворными размерами
Учусь любить всех на свете.
Любить богиню - это наверно нечеловечески здорово! Да что там, богиню - вообще любить. Завидую.
Я всё не мог поверить, что кончился сентябрь: неужели уже прошла треть осени и дальше будет всё хуже и хуже? Сентябрь кончился, а красивая осень осталась. Даже солнце ещё не совсем холодное, здорово!..
Читаю "Одиссея, сына Лаэрта" Г.Л. Олди - наконец-то я дорос до этой книги! Два раза раньше начинал, и бросал на первых же страницах. Ещё переживал - неужели Олди мне не понравился?.. Теперь понимаю - действительно было рановато, наверное. Раньше я бы вряд ли понял, чем отличается человек Номоса от разумного эгоиста. "Дурак!", как сказал бы Далеко Разящий. Сейчас такого вопроса не стоит, есть много других. Безумно интересных и сложных вопросов. Совсем не того от книги ожидал, и здорово, что она такая!.. Даже со всеми её "зевесовыми перунами" и неведомыми древним грекам стихотворными размерами

Учусь любить всех на свете.
Любить богиню - это наверно нечеловечески здорово! Да что там, богиню - вообще любить. Завидую.
Комментарии (4)
01:08
Свой Камю
Все мы читали своего "Евгения Онегина" - эта мысль так очевидна и затрёпана, что уже мало что значит. Сейчас я наконец увидел, как это работает, это на практике.
"Записки абсурдиста" Камю, которые дала мне почитать Нэтти, испещрены еле заметными карандашными линиями - я никогда не выписываю из книг понравившиеся мысли ("Красота приводит нас в отчаяние, она - вечность, длящаяся мгновение, а мы хотели бы продлить её навсегда"
), а у неё это вошло в привычку. И как же это интересно - сравнивать моменты, на которые я обратил внимание, с её карандашными пометками!
Я: "От самых страшных мук нас спасает чувство, что мы одиноки и всеми покинуты, однако не настолько одиноки, чтобы "другие" не уважали нас в своём несчастье"
Она: "Счастье часто есть не что иное, как чувство сострадания к своему несчастью".
Я: "В молодости я требовал от людей больше, чем они могли дать: постоянства в дружбе, верности в чувствах. Теперь я научился требовать от них меньше, чем они могут дать: быть рядом и молчать".
Она: "Совершенствовать игру завоеванием самого себя — что это абсурдно".
Ведь это же исключительный способ лучше понять человека - дать ему хорошую книгу, выписав из неё то, что близко тебе, попросить его сделать то же самое и прочитать пометки друг друга!
"Записки абсурдиста" Камю, которые дала мне почитать Нэтти, испещрены еле заметными карандашными линиями - я никогда не выписываю из книг понравившиеся мысли ("Красота приводит нас в отчаяние, она - вечность, длящаяся мгновение, а мы хотели бы продлить её навсегда"

Я: "От самых страшных мук нас спасает чувство, что мы одиноки и всеми покинуты, однако не настолько одиноки, чтобы "другие" не уважали нас в своём несчастье"
Она: "Счастье часто есть не что иное, как чувство сострадания к своему несчастью".
Я: "В молодости я требовал от людей больше, чем они могли дать: постоянства в дружбе, верности в чувствах. Теперь я научился требовать от них меньше, чем они могут дать: быть рядом и молчать".
Она: "Совершенствовать игру завоеванием самого себя — что это абсурдно".
Ведь это же исключительный способ лучше понять человека - дать ему хорошую книгу, выписав из неё то, что близко тебе, попросить его сделать то же самое и прочитать пометки друг друга!
Комментарии (2)
02:02
Рассказы автостопщицы
"Знак одобрения трассе разбитой.
Город прощально склоняет огни,
Если сощуриться. Мимо транзитом
Шумно проносятся славные дни."
(чnо-то так и недописанное)
Иногда, в целях поднятия настроения и отвлечения от плотно окружающих проблем, хочется почитать что-нибудь просто весёлое и просто доброе. Прачетт закончился, новый лежал у Сатори, к ней я собирался только в пятницу, а до пятницы ещё дожить надо. Срочно требовалось найти что-нибудь небольшого объёма, но прикольное.
Шарю взглядом по полке с чужими книгами (ага, у меня и такая есть - то дадут книжицу, а мне прочитать лень, то так понравится, что отдавать жалко, а назад пока не требуют - вот и ждут они на специально отведённой полочке, готовые вернуться к хозяевам по первому требованию) и нахожу: тонкая обложка чуть ли не брошюрного типа, практически самиздатовский формат... Татьяна Козырева (экс-Яшникова), «Прикольные случаи из моей практики. Стрёмные случаи из моей практики.» Открыл и залип. Ржал и адски завидовал на каждой странице, а потом книжица взяла и неожиданно кончилась
"Блииииин!" - решил я, и полез в Интернет, где нашёл и эту прелесть, и другие книги и статьи того же авторства. Категорически рекомендую для поднятия настроения, и даже в, не побоюсь этих слов, образовательных целях.
Автостоп - это как наркотик: попробовав раз, обязательно захочется ещё. Как приобщившийся говорю
Пусть не самый комфортный, но точно самый бесплатный, и самый приключенческий способ путешествовать. Разве можно, цивильно транспортируясь, встретить зимой у КПП ментов, развлекающихся бросанием петард друг другу под ноги? Или получить experience, ночуя на крыше остановки с товарищем и табличкой "Купите раков"? А словить левел-ап, с n-ной попытки объяснив на плаьцах (ноги) китайской аптекарше, что вам нужны бинт, вата и презерватив? Про потрясающую возможность поспать под мостом у Нриагары на границе США и Канады или в пустыне под кактусом и вой койотов я вообще молчу - сами читайте
Конечно, бывают и стрёмные случаи: можно и в венгерскую тюрьму загреметь, и на водителя-наркомана нарваться... но ведь всё хорошо, что хорошо кончается! Всё это, как сказал бы Менхель, "хороший экзистенциальный опыт" 
Хотя мои более цивильные друзья и удивляются моему умению в случае необходимости застопить посреди города машину и договориться о провозе "нахаляву", у самого меня язык не поворачивается именоваться хитч-хайкером: мой личный стаж автостопа в общем-то смешён - путешествие из Москвы в Петербург и возвращение домой из Финляндии (сравните это хотя бы со скифиным трипом Питер-Сахара-Питер). Но даже я из своего небольшого приключения привёз столько историй, что самому странно, как оно всё могло за такое короткое время произойти. Чего уж говорить об авторе вышеозначенной книги, бросившей считать километры после четвёртого экватора?
В общем, рекомендую начать, как я начал, вот отсюда. А дальше - как пойдёт
Город прощально склоняет огни,
Если сощуриться. Мимо транзитом
Шумно проносятся славные дни."
(чnо-то так и недописанное)
Иногда, в целях поднятия настроения и отвлечения от плотно окружающих проблем, хочется почитать что-нибудь просто весёлое и просто доброе. Прачетт закончился, новый лежал у Сатори, к ней я собирался только в пятницу, а до пятницы ещё дожить надо. Срочно требовалось найти что-нибудь небольшого объёма, но прикольное.
Шарю взглядом по полке с чужими книгами (ага, у меня и такая есть - то дадут книжицу, а мне прочитать лень, то так понравится, что отдавать жалко, а назад пока не требуют - вот и ждут они на специально отведённой полочке, готовые вернуться к хозяевам по первому требованию) и нахожу: тонкая обложка чуть ли не брошюрного типа, практически самиздатовский формат... Татьяна Козырева (экс-Яшникова), «Прикольные случаи из моей практики. Стрёмные случаи из моей практики.» Открыл и залип. Ржал и адски завидовал на каждой странице, а потом книжица взяла и неожиданно кончилась

Автостоп - это как наркотик: попробовав раз, обязательно захочется ещё. Как приобщившийся говорю



Хотя мои более цивильные друзья и удивляются моему умению в случае необходимости застопить посреди города машину и договориться о провозе "нахаляву", у самого меня язык не поворачивается именоваться хитч-хайкером: мой личный стаж автостопа в общем-то смешён - путешествие из Москвы в Петербург и возвращение домой из Финляндии (сравните это хотя бы со скифиным трипом Питер-Сахара-Питер). Но даже я из своего небольшого приключения привёз столько историй, что самому странно, как оно всё могло за такое короткое время произойти. Чего уж говорить об авторе вышеозначенной книги, бросившей считать километры после четвёртого экватора?

В общем, рекомендую начать, как я начал, вот отсюда. А дальше - как пойдёт

Давайте поиграем! Слабо угадать, что есть что?
Ответы под катом

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше
Ответы под катом


читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше

читать дальше
18:34
Увертюра Изнанки.
Мадригал Генриха VIII. Кто читал «Дом...», тот поймёт:
Наконец-то нашёл эту мелодию - с тех пор, как впервые прочитал тот эпизод, хотел её услышать. Признаться, ожидал я совсем другого, но как же здорово, что она именно такая: очень дорожная, под неё очень хорошо собираться и уходить, причём так, что сразу ясно: твой уход - отнюдь не конец, а совсем наоборот!
Наконец-то нашёл эту мелодию - с тех пор, как впервые прочитал тот эпизод, хотел её услышать. Признаться, ожидал я совсем другого, но как же здорово, что она именно такая: очень дорожная, под неё очень хорошо собираться и уходить, причём так, что сразу ясно: твой уход - отнюдь не конец, а совсем наоборот!
18:06
В Могильнике
«Когда-то давно в статье о Могильнике я расковырял слово «пациент». Препарировал его, разложил на микрочастицы. И пришел к выводу, что пациент не может быть человеком. Что это два совершенно разных понятия. Делаясь пациентом, человек утрачивает свое «я». Стирается личность, остается животная оболочка, смесь страха и надежды, боли и сна. Человеком там и не пахнет. Человек где-то за пределами пациента дожидается возможного воскрешения. А для духа нет страшнее, чем стать просто телом. Поэтому Могильник. Место, где отмирает дух. Страх, которым пропитаны здешние стены, неистребим».
©Мариам Петросян, «Дом, в котором...»
Воистину, есть места хорошие, а есть плохие. Больница - очень плохое место, какой бы ухоженной и приличной она не была. Больница, в которой сейчас лежу я - самая что ни на есть образцовая, на Крестовском острове, среди особняков и элитных таунхаусов - при желании в ней можно снимать кино. И как ни странно, от этого ничуть не легче, почти наоборот: другие больницы с их обшарпанными стенами, смрадом и открытой неприязнью ужасны, но честны: там всё наружу, они страшны ровно настолько, насколько ты видишь. Могильник был страшен своей стерильностью, противопоставленной общему бардаку Дома. Может быть, конечно, я просто слишком много читаю эту книжку, и всё-таки. Тяжело находиться там, где болеет столько людей. Где люди умирают. Особенно, когда всё это спрятано за равнодушной чистотой светлых коридоров.
©Мариам Петросян, «Дом, в котором...»
Воистину, есть места хорошие, а есть плохие. Больница - очень плохое место, какой бы ухоженной и приличной она не была. Больница, в которой сейчас лежу я - самая что ни на есть образцовая, на Крестовском острове, среди особняков и элитных таунхаусов - при желании в ней можно снимать кино. И как ни странно, от этого ничуть не легче, почти наоборот: другие больницы с их обшарпанными стенами, смрадом и открытой неприязнью ужасны, но честны: там всё наружу, они страшны ровно настолько, насколько ты видишь. Могильник был страшен своей стерильностью, противопоставленной общему бардаку Дома. Может быть, конечно, я просто слишком много читаю эту книжку, и всё-таки. Тяжело находиться там, где болеет столько людей. Где люди умирают. Особенно, когда всё это спрятано за равнодушной чистотой светлых коридоров.
Комментарии (5)
По третьему разу читаю «Дом, в котором...». Чёрт возьми, как же это здорово! Не отпускает, и не отпустит, надеюсь.
Это теперь, пожалуй, моя самая любимая книга. Бесконечно благодарен Графушке за неё. А вот писать о «Доме» неожиданно трудно - Не знаешь, с чего начать и чем продолжить. Но очень хочется с кем-нибудь обсудить. Начинаю рекламировать, люди спрашивают: «а это про что»? А я даже на такой вопрос ответить не могу. Потому что эта книга совсем не о том, про что она.
Сходил в кино на «Облачный атлас». Надо было, конечно, сразу после просмотра отдельный пост написать, когда ещё не осознавал, на каком я свете, но тогда не написал почему-то. В общем, это круто! Мозг выносит как надо
Ну, а сами подумайте, что будет, если совместить гуманистический роман а-ля Джек Лондон с богемной драмой начала 20х, остросюжетным детективом 70х с этакой воннегутовской атмосферой, продолженной в байке о престарелом издателе уже в наши дни, прибавить ко всему этому жестокую антиутопию и окольцевать всё это симпатичной постапокалиптикой? Красиво, стильно, неглупо - офигенно круто в общем! Стоит того, чтобы потратить на кино весь день — оно 3 часа идёт
И смотреть нужно не один и даже не два раза, чтобы все детали разглядеть, что тоже здорово.
Посмотрел 20 серий ЛоГГа (больше просто пока в озвучке нет, а это не та штука, чтобы с сабами смотреть). Интересно. Особенно радует, что повествование линейное, а не аркадное, как в подавляющем большинстве сериалов такого масштаба. Действительно здорово, эпично, правда местами пафос всё же одолевает. Впрочем можно пережить. Жду следующую 20-ку.
Вот.
Это теперь, пожалуй, моя самая любимая книга. Бесконечно благодарен Графушке за неё. А вот писать о «Доме» неожиданно трудно - Не знаешь, с чего начать и чем продолжить. Но очень хочется с кем-нибудь обсудить. Начинаю рекламировать, люди спрашивают: «а это про что»? А я даже на такой вопрос ответить не могу. Потому что эта книга совсем не о том, про что она.
Сходил в кино на «Облачный атлас». Надо было, конечно, сразу после просмотра отдельный пост написать, когда ещё не осознавал, на каком я свете, но тогда не написал почему-то. В общем, это круто! Мозг выносит как надо

Ну, а сами подумайте, что будет, если совместить гуманистический роман а-ля Джек Лондон с богемной драмой начала 20х, остросюжетным детективом 70х с этакой воннегутовской атмосферой, продолженной в байке о престарелом издателе уже в наши дни, прибавить ко всему этому жестокую антиутопию и окольцевать всё это симпатичной постапокалиптикой? Красиво, стильно, неглупо - офигенно круто в общем! Стоит того, чтобы потратить на кино весь день — оно 3 часа идёт

Посмотрел 20 серий ЛоГГа (больше просто пока в озвучке нет, а это не та штука, чтобы с сабами смотреть). Интересно. Особенно радует, что повествование линейное, а не аркадное, как в подавляющем большинстве сериалов такого масштаба. Действительно здорово, эпично, правда местами пафос всё же одолевает. Впрочем можно пережить. Жду следующую 20-ку.
Вот.
Комментарии (4)
11:45
Не могу не перепостить.
23.09.2012 в 20:27
Стоя и молча апплодирую автору. Это просто невозможно, как хорошо. 

химеры-хранители
вместо всех фанфиков мира,
с благодарностью за всё.
в двадцать не жизнь, а сплошные схемы: куча намёток и чертежей. вот ты плетешься домой со смены - вырастешь в Джеймса, пока что Джей. куртка, наушник с плохим контактом, рваные кеды, огонь в глазах - осень на два отбивает такты и залезает к тебе в рюкзак. кончилось лето - волшебный бисер, туго сплети, сбереги навек, память ступает проворной рысью, ждёт темноты в городской траве. вроде не то чтобы зол и загнан — нервые стальные, пока щадят...
но накрывает всегда внезапно — бомбой на скверах и площадях.
мы научились различным трюкам - так, что не снилось и циркачам. стерпим уход и врага и друга, небо попрём на своих плечах. если ты сильный, пока ты молод - что тебе горе и нищета?
только когда настигает холод - Бог упаси не иметь щита. это в кино всё легко и колко - помощь друзей, волшебство, гроза... здесь на окне ледяная корка, и у метели твои глаза. если бесцветно, темно и страшно, выход не виден и за версту...
...те, кто однажды вступил на стражу, будут стоять на своем посту.
***
старый трамвай тормозит со стоном, ярко искрятся во тьме рога. сумку хватай и беги из дома, кто будет вправе тебя ругать? мысли по ветру - легко и быстро, будто вовек не прибавят лет... значит, шли к чёрту своих Магистров, быстро садись и бери билет. небо - чужое, свои кумиры, кружит волшебной каймою стих... даже пусть где-то ты центр Мира - сможет ли это тебя спасти? в Ехо дела не бывают плохи, беды - нестрашные мотыльки. вот мне пятнадцать, и я в лоохи - кто еще помнит меня таким? гибель моя обитает в птице, жизнь обращается к нам на "вы" - эй, а не хочешь ли прокатиться вниз по мерцающим мостовым? орден за Орден, и брат за брата, только звенит в глубине струна - мысль о том, что пора обратно - и есть твоя Тёмная Сторона. мантию снять, и стянуть корону, скабой завесить дверной глазок; бросить монетку на дно Хурона, чтобы приснился еще разок.
в мире другом зацветает вереск, как не тасуй - наверху валет. где бы ты ни был, я здесь надеюсь, что ты умеешь вставать на след.
поезд летит, заедают дверцы, в Лондоне холодно в ноябре. если еще не разбито сердце, так ли уж важно, кто здесь храбрей? гул заголовков — "волна террора", "происки Лорда", "борьба за трон"...только какая судьба, авроры, если семнадцать, и ты влюблен? хитрость, мозги, доброта, отвага, страшно ли, мальчик? ничуть, ничуть...можно не быть с гриффиндорским флагом, чтобы сражаться плечом к плечу. старая песня, тебе не знать ли: дружба - и воин, и проводник; самого сильного из заклятий нет ни в одной из запретных книг. палочка, клетка, за плечи лямка, чуточку пороха брось в камин - глупо всю жизнь ждать письма из замка, нужно садиться писать самим. здесь не заклятья - скорей патроны, маггловский кодекс, извечный рок... где-то вдали стережёт Патронус зыбкие грани твоих миров. старые сны накрывают шалью, чьи-то глаза сберегут от пуль — я замышляю одну лишь шалость, карта, скорей, укажи мне путь.
раз уж пришёл - никуда не деться, строчки на стенах укажут путь. волчья тропа охраняет детство - значит, мы справимся как-нибудь. струйка из крана - заместо речки, зубы порою острей меча; ночь старых Сказок продлится вечно - или пока не решишь смолчать. кто выделяется - тот опасен, лучше не знать ни о чём лихом... но почему в надоевшем классе пахнет корою и влажным мхом? но почему всё сильнее знаки, руки - прозрачнее и светлей? странные песни поёт Табаки, древние травы бурлят в котле, пальцы Седого скользят небрежно, вяжет холщовый мешок тесьма... если сумеешь найти надежду, то соберёшь её в талисман. но почему всё сильнее знаки, ветер за окнами сер и тих; все коридоры ведут к Изнанке - хватит ли духа туда пойти? пусть нелегко и пусты пороги, истина, вообщем, совсем проста - здесь ты становишься тем в итоге, кем ты нашёл в себе силы стать.
строчки из книги - тоска, потеха, пусть тебе скажут, мол, что на том?...
Дом никогда не бросает тех, кто взял, и однажды поверил в Дом.
***
знаю, ты скажешь - «всего лишь книги», я не дурак, отдаю отчет. будут любимых родные лики, будет опорой в беде плечо. будет несметная сотня плюсов, что в своё время пришлёт судьба; полную цену своих иллюзий я отложил в кладовые лба. знаю, что скоро добью все цели, смело решится любой вопрос...
ну а пока - кружит домик Элли, трубку в дыму набивает Холмс. чай наливает, смеясь, Алиса, Хаку летит - за верстой верста, тихо шагают за дудкой крысы, робко подходит к звезде Тристан, Мортимер вслух оживляет строчки - эй, Сажерук, вот и твой черед!... Бильбо сбегает от эльфов в бочке, Герда бежит через колкий лёд. в детстве бежать при любой погоде с книжкой во двор - и пойди найди...
вот вспоминаешь, и так выходит - ты никогда не бывал один.
путь до окраин довольно долог; Джей задремал, опустив лицо.
войско выходит из книжных полок и окружает его кольцом.
URL записивместо всех фанфиков мира,
с благодарностью за всё.
в двадцать не жизнь, а сплошные схемы: куча намёток и чертежей. вот ты плетешься домой со смены - вырастешь в Джеймса, пока что Джей. куртка, наушник с плохим контактом, рваные кеды, огонь в глазах - осень на два отбивает такты и залезает к тебе в рюкзак. кончилось лето - волшебный бисер, туго сплети, сбереги навек, память ступает проворной рысью, ждёт темноты в городской траве. вроде не то чтобы зол и загнан — нервые стальные, пока щадят...
но накрывает всегда внезапно — бомбой на скверах и площадях.
мы научились различным трюкам - так, что не снилось и циркачам. стерпим уход и врага и друга, небо попрём на своих плечах. если ты сильный, пока ты молод - что тебе горе и нищета?
только когда настигает холод - Бог упаси не иметь щита. это в кино всё легко и колко - помощь друзей, волшебство, гроза... здесь на окне ледяная корка, и у метели твои глаза. если бесцветно, темно и страшно, выход не виден и за версту...
...те, кто однажды вступил на стражу, будут стоять на своем посту.
***
старый трамвай тормозит со стоном, ярко искрятся во тьме рога. сумку хватай и беги из дома, кто будет вправе тебя ругать? мысли по ветру - легко и быстро, будто вовек не прибавят лет... значит, шли к чёрту своих Магистров, быстро садись и бери билет. небо - чужое, свои кумиры, кружит волшебной каймою стих... даже пусть где-то ты центр Мира - сможет ли это тебя спасти? в Ехо дела не бывают плохи, беды - нестрашные мотыльки. вот мне пятнадцать, и я в лоохи - кто еще помнит меня таким? гибель моя обитает в птице, жизнь обращается к нам на "вы" - эй, а не хочешь ли прокатиться вниз по мерцающим мостовым? орден за Орден, и брат за брата, только звенит в глубине струна - мысль о том, что пора обратно - и есть твоя Тёмная Сторона. мантию снять, и стянуть корону, скабой завесить дверной глазок; бросить монетку на дно Хурона, чтобы приснился еще разок.
в мире другом зацветает вереск, как не тасуй - наверху валет. где бы ты ни был, я здесь надеюсь, что ты умеешь вставать на след.
поезд летит, заедают дверцы, в Лондоне холодно в ноябре. если еще не разбито сердце, так ли уж важно, кто здесь храбрей? гул заголовков — "волна террора", "происки Лорда", "борьба за трон"...только какая судьба, авроры, если семнадцать, и ты влюблен? хитрость, мозги, доброта, отвага, страшно ли, мальчик? ничуть, ничуть...можно не быть с гриффиндорским флагом, чтобы сражаться плечом к плечу. старая песня, тебе не знать ли: дружба - и воин, и проводник; самого сильного из заклятий нет ни в одной из запретных книг. палочка, клетка, за плечи лямка, чуточку пороха брось в камин - глупо всю жизнь ждать письма из замка, нужно садиться писать самим. здесь не заклятья - скорей патроны, маггловский кодекс, извечный рок... где-то вдали стережёт Патронус зыбкие грани твоих миров. старые сны накрывают шалью, чьи-то глаза сберегут от пуль — я замышляю одну лишь шалость, карта, скорей, укажи мне путь.
раз уж пришёл - никуда не деться, строчки на стенах укажут путь. волчья тропа охраняет детство - значит, мы справимся как-нибудь. струйка из крана - заместо речки, зубы порою острей меча; ночь старых Сказок продлится вечно - или пока не решишь смолчать. кто выделяется - тот опасен, лучше не знать ни о чём лихом... но почему в надоевшем классе пахнет корою и влажным мхом? но почему всё сильнее знаки, руки - прозрачнее и светлей? странные песни поёт Табаки, древние травы бурлят в котле, пальцы Седого скользят небрежно, вяжет холщовый мешок тесьма... если сумеешь найти надежду, то соберёшь её в талисман. но почему всё сильнее знаки, ветер за окнами сер и тих; все коридоры ведут к Изнанке - хватит ли духа туда пойти? пусть нелегко и пусты пороги, истина, вообщем, совсем проста - здесь ты становишься тем в итоге, кем ты нашёл в себе силы стать.
строчки из книги - тоска, потеха, пусть тебе скажут, мол, что на том?...
Дом никогда не бросает тех, кто взял, и однажды поверил в Дом.
***
знаю, ты скажешь - «всего лишь книги», я не дурак, отдаю отчет. будут любимых родные лики, будет опорой в беде плечо. будет несметная сотня плюсов, что в своё время пришлёт судьба; полную цену своих иллюзий я отложил в кладовые лба. знаю, что скоро добью все цели, смело решится любой вопрос...
ну а пока - кружит домик Элли, трубку в дыму набивает Холмс. чай наливает, смеясь, Алиса, Хаку летит - за верстой верста, тихо шагают за дудкой крысы, робко подходит к звезде Тристан, Мортимер вслух оживляет строчки - эй, Сажерук, вот и твой черед!... Бильбо сбегает от эльфов в бочке, Герда бежит через колкий лёд. в детстве бежать при любой погоде с книжкой во двор - и пойди найди...
вот вспоминаешь, и так выходит - ты никогда не бывал один.
путь до окраин довольно долог; Джей задремал, опустив лицо.
войско выходит из книжных полок и окружает его кольцом.
Комментарии (1)
14:48
"Зоология будущего"
Это книга для тех, кто в детстве, бросая всё, бежал к телевизору, только заслышав первые звуки заставки «В мире животных» и «Живой природы» от BBC. Для тех, кто перерисовывал из книжек ископаемых дронтов и мамонтов. Для тех, кто жалел, что никогда не увидит в живую всех этих зверей, от которых так и веет тайнами пещерной древности.
Но эта книга повествует отнюдь не о ныне вымерших, редких и даже не о мифологических животных — это зоологический атлас зверей, которых никогда не существовало, но которые, возможно, ещё будут существовать. Фантазия учёного на тему дальнейшего развития эволюции на нашей планете.
Странные, смешные, иногда наивные, иногда ужасающие — они вызывают улыбку или отвращение, зачастую в них просто невозможно поверить — всё ждёшь, что на следующей странице на тебя печально посмотрит североамериканский кролик-зануда или мелькнёт хвост подкустового выползня в зарослях
Конечно, над этой книгой можно просто посмеяться. Но разве не такими же нелепыми и невероятными кажутся нам существовавшие на самом деле животные древности — пещерные медведи и саблезубые тигры?
Я очень советую хотя бы пролистать эту книжку-с-картинками, впустить в сознание неотъемлемый голос Николай Николаевича Дроздова и подарить себе несколько минут удовольствия из детства.
"Дугал Диксон. После человека: Зоология будущего"
А вот два моих стопроцентных фаворита из гипотетической фауны будущего: Землеройка-одуванчик и Страшнохвост 



Ещё две книги Дугала Диксона из серии «После человека»:
"Новые динозавры. Альтернативная эволюция"
"Человек после человека. Антропология будущего."
Но эта книга повествует отнюдь не о ныне вымерших, редких и даже не о мифологических животных — это зоологический атлас зверей, которых никогда не существовало, но которые, возможно, ещё будут существовать. Фантазия учёного на тему дальнейшего развития эволюции на нашей планете.
Странные, смешные, иногда наивные, иногда ужасающие — они вызывают улыбку или отвращение, зачастую в них просто невозможно поверить — всё ждёшь, что на следующей странице на тебя печально посмотрит североамериканский кролик-зануда или мелькнёт хвост подкустового выползня в зарослях

Я очень советую хотя бы пролистать эту книжку-с-картинками, впустить в сознание неотъемлемый голос Николай Николаевича Дроздова и подарить себе несколько минут удовольствия из детства.
"Дугал Диксон. После человека: Зоология будущего"






"Новые динозавры. Альтернативная эволюция"
"Человек после человека. Антропология будущего."
Комментарии (2)
Так называется тоненькая книжка Людмилы Эльяшовой, воспоминания двадцатилетней девушки с истфака о Блокаде и времени сразу после войны. Стыдно признаться, но это моя первая блокадная книга.
Конечно, будучи петербуржцем, я довольно много знаю о тех девятистах днях, о ста двадцати пяти граммах хлеба пополам с опилками в день, о воде из прорубей на Неве, о трупах на детских саночках... Я смотрел кинохронику, читал попадавшиеся заметки, каждый год в школе участвовал в Блокадных Чтениях, даже сам стихи на них писал. Нас, питерцев, неизбежно воспитывают на этих воспоминаниях, и признаюсь, эффект получается неоднозначным. Это видно по новым фильмам, фильмам, которые сняли люди, знающие войну понаслышке, как и мы. Как ни стараются режиссёры снабдить свои картины самыми реалистичными спецэффектами, как ни стараются актёры показать простых людей, и в то же время героических защитников Родины, впечатление складывается совсем не то: танки кажутся нелепыми игрушками, а люди чудовищно переигрывают. Боюсь, эта тенденция неизбежна — сыновьям трудно понять отцов, чего уж говорить прадедах, тем более прадедах, переживших такое. И прелестная второклассница с бантами читает перед классом отлично выученные строки: «Ленинградцы ворот не открыли, и не вышли к стене городской!». Читает, как древнюю страшную сказку про Василису, несущую через тёмный лес огнеглазый череп. Не понимает, что война — это страшная быль.
И я тоже не понимаю, да не дай Бог никому из нас понять. Признаюсь даже, что в определённом возрасте слова о блокадных граммах и детских гробиках, из года в год произносимые заупокойным голосом в актовом зале школы под мерный стук метронома, набили мне какую-то оскомину, пусть я уже тогда этого стыдился и ругал себя. И за свои стихи, которые хвалили те же незнающие, мне теперь тоже стыдно. Я не стану поднимать здесь дискуссию о георгиевских ленточках, разразившуюся здесь пару лет назад — этот пост вообще не об отношении к Войне нашего поколения. Он о книге.
«То что было не со мной — помню...» — эту песню я тоже однажды пел в школе на концерте ко Дню Победы, она мне всегда нравилась. Для меня в ней нет этого завязшего в зубах, стёршегося уже до безликости, пафоса. Теперь, кажется, я люблю эту песню ещё больше. Только в моём варианте там — не парень, а девушка. Красивая темноволосая Мила, моя ровесница, которая училась в том же самом универе, через дорогу от меня, ездила туда тем же самым маршрутом, как и я не могла не восхищаться, хотя и давно привыкла к красоте нашего города по пути — Эрмитажу, Стрелке, Петропавловке. Как и я, в солнечные майские дни забивала на учёбу и уходила гулять Летний Сад с друзьями... Даже о том, что началась война, узнала на день позже всего города.
В книжке есть фотография, на которую я смотрел очень долго. Думаю, вряд ли теперь забуду её когда-нибудь. На ней — вид из окон Филфака, из 188 аудитории, я всегда там на лекциях туда смотрю. По Университетской набережной тогда ходили трамваи, а у самой Невы, у парапета, торчит пушка. Вот так вот просто и жутко. А ведь это моя набережная, я там хожу каждый день... И читая, я не могу не представлять, как бы я сидел ночью на чердаке Двенадцати Коллегий, над бесконечно длинным, как станция метро коридором, по которому она, как и я, ходила в библиотеку и наверняка нередко ругалась с местным персоналом, за то что те вот уже третий день не могут найти жизненно важную книгу. Как она, дежурил бы у Ростральных колонн, каждый раз вздрагивая при мерзком свисте, разрыве и сполохе неподалёку: «Где-то на Невском. Только бы не в Казанский». Как бы я ненавидел Тучков мост, и в больнице, в бреду, мечтал его снести за ту историю: «Да у вас покойник рукой шевелит!» — «Пока шевелит. Но завтра не будет шевелить. А завтра я, может, и не довезу». Я бы думал те же мысли, это точно!
Раньше Блокада виделась мне какой-то бесконечной полярной ночью со свистом ветра и фугасных бомб, стуком неизбежного метронома. Какой-то совсем другой, параллельной реальностью. Теперь я вижу мой, тот же самый город, такими же как сейчас, то серыми, то солнечными, зимними и летними днями, только обшарпанный, ощерившийся зенитками в таких знакомых местах, и памятники спрятаны в ящики или зарыты под землю. И мы, я, все мои друзья, весь наш курс и другие, просто живём, работаем, делаем всё, что в наших силах, даже умудряемся улыбаться чему-то иногда. Общее место, миф, пали, и только сейчас я понял, что всё это было по-настоящему, я нашёл именно свою историю, это дорогого стоит.
Конечно, мне трудно представить, что такое мыться, вынимая поочерёдно руки из шубы, что такое — прийти с занятий, и обнаружить, что на месте, где была твоя комната, коридор обрывается, и сама Мила Эльяшова, уже бабушка, ближе к концу своей книги пишет, что не знает, пережили бы сегодняшние двадцатилетние, то есть мы, всё то, что пережила она и её друзья. Но однажды, ещё в классе восьмом-девятом, мне приснился сон, очень реалистичный: как у нас в школе в коридорах внезапно погас свет, и по радио объявили, что началась война. Помню немного растерянные и тревожные лица моих одноклассников... Я тогда подумал: «Значит, девятьсот дней. Сколько теперь надо будет пережить и потерять... Сколько из нас переживёт? Переживу ли я? Значит, будем стараться». И я уверен, что на месте тех ребят, мы бы делали то же самое, и так же жили, работали, умирали, плакали и улыбались.
Может быть, я и зря написал этот пост, пересказ пересказа, ведь чтобы хоть чуть-чуть понять Блокаду, нужно найти что-то своё, и как минимум, быть петербуржцем. Но я не могу не высказать всё то, о чём думаю уже несколько дней, и ещё долго буду думать. Есть книги, которые потрясли мой внутренний мир. И эти воспоминания, рассказанные так просто, без сомнения, навсегда во мне что-то изменили.

Конечно, будучи петербуржцем, я довольно много знаю о тех девятистах днях, о ста двадцати пяти граммах хлеба пополам с опилками в день, о воде из прорубей на Неве, о трупах на детских саночках... Я смотрел кинохронику, читал попадавшиеся заметки, каждый год в школе участвовал в Блокадных Чтениях, даже сам стихи на них писал. Нас, питерцев, неизбежно воспитывают на этих воспоминаниях, и признаюсь, эффект получается неоднозначным. Это видно по новым фильмам, фильмам, которые сняли люди, знающие войну понаслышке, как и мы. Как ни стараются режиссёры снабдить свои картины самыми реалистичными спецэффектами, как ни стараются актёры показать простых людей, и в то же время героических защитников Родины, впечатление складывается совсем не то: танки кажутся нелепыми игрушками, а люди чудовищно переигрывают. Боюсь, эта тенденция неизбежна — сыновьям трудно понять отцов, чего уж говорить прадедах, тем более прадедах, переживших такое. И прелестная второклассница с бантами читает перед классом отлично выученные строки: «Ленинградцы ворот не открыли, и не вышли к стене городской!». Читает, как древнюю страшную сказку про Василису, несущую через тёмный лес огнеглазый череп. Не понимает, что война — это страшная быль.
И я тоже не понимаю, да не дай Бог никому из нас понять. Признаюсь даже, что в определённом возрасте слова о блокадных граммах и детских гробиках, из года в год произносимые заупокойным голосом в актовом зале школы под мерный стук метронома, набили мне какую-то оскомину, пусть я уже тогда этого стыдился и ругал себя. И за свои стихи, которые хвалили те же незнающие, мне теперь тоже стыдно. Я не стану поднимать здесь дискуссию о георгиевских ленточках, разразившуюся здесь пару лет назад — этот пост вообще не об отношении к Войне нашего поколения. Он о книге.
«То что было не со мной — помню...» — эту песню я тоже однажды пел в школе на концерте ко Дню Победы, она мне всегда нравилась. Для меня в ней нет этого завязшего в зубах, стёршегося уже до безликости, пафоса. Теперь, кажется, я люблю эту песню ещё больше. Только в моём варианте там — не парень, а девушка. Красивая темноволосая Мила, моя ровесница, которая училась в том же самом универе, через дорогу от меня, ездила туда тем же самым маршрутом, как и я не могла не восхищаться, хотя и давно привыкла к красоте нашего города по пути — Эрмитажу, Стрелке, Петропавловке. Как и я, в солнечные майские дни забивала на учёбу и уходила гулять Летний Сад с друзьями... Даже о том, что началась война, узнала на день позже всего города.
В книжке есть фотография, на которую я смотрел очень долго. Думаю, вряд ли теперь забуду её когда-нибудь. На ней — вид из окон Филфака, из 188 аудитории, я всегда там на лекциях туда смотрю. По Университетской набережной тогда ходили трамваи, а у самой Невы, у парапета, торчит пушка. Вот так вот просто и жутко. А ведь это моя набережная, я там хожу каждый день... И читая, я не могу не представлять, как бы я сидел ночью на чердаке Двенадцати Коллегий, над бесконечно длинным, как станция метро коридором, по которому она, как и я, ходила в библиотеку и наверняка нередко ругалась с местным персоналом, за то что те вот уже третий день не могут найти жизненно важную книгу. Как она, дежурил бы у Ростральных колонн, каждый раз вздрагивая при мерзком свисте, разрыве и сполохе неподалёку: «Где-то на Невском. Только бы не в Казанский». Как бы я ненавидел Тучков мост, и в больнице, в бреду, мечтал его снести за ту историю: «Да у вас покойник рукой шевелит!» — «Пока шевелит. Но завтра не будет шевелить. А завтра я, может, и не довезу». Я бы думал те же мысли, это точно!
Раньше Блокада виделась мне какой-то бесконечной полярной ночью со свистом ветра и фугасных бомб, стуком неизбежного метронома. Какой-то совсем другой, параллельной реальностью. Теперь я вижу мой, тот же самый город, такими же как сейчас, то серыми, то солнечными, зимними и летними днями, только обшарпанный, ощерившийся зенитками в таких знакомых местах, и памятники спрятаны в ящики или зарыты под землю. И мы, я, все мои друзья, весь наш курс и другие, просто живём, работаем, делаем всё, что в наших силах, даже умудряемся улыбаться чему-то иногда. Общее место, миф, пали, и только сейчас я понял, что всё это было по-настоящему, я нашёл именно свою историю, это дорогого стоит.
Конечно, мне трудно представить, что такое мыться, вынимая поочерёдно руки из шубы, что такое — прийти с занятий, и обнаружить, что на месте, где была твоя комната, коридор обрывается, и сама Мила Эльяшова, уже бабушка, ближе к концу своей книги пишет, что не знает, пережили бы сегодняшние двадцатилетние, то есть мы, всё то, что пережила она и её друзья. Но однажды, ещё в классе восьмом-девятом, мне приснился сон, очень реалистичный: как у нас в школе в коридорах внезапно погас свет, и по радио объявили, что началась война. Помню немного растерянные и тревожные лица моих одноклассников... Я тогда подумал: «Значит, девятьсот дней. Сколько теперь надо будет пережить и потерять... Сколько из нас переживёт? Переживу ли я? Значит, будем стараться». И я уверен, что на месте тех ребят, мы бы делали то же самое, и так же жили, работали, умирали, плакали и улыбались.
Может быть, я и зря написал этот пост, пересказ пересказа, ведь чтобы хоть чуть-чуть понять Блокаду, нужно найти что-то своё, и как минимум, быть петербуржцем. Но я не могу не высказать всё то, о чём думаю уже несколько дней, и ещё долго буду думать. Есть книги, которые потрясли мой внутренний мир. И эти воспоминания, рассказанные так просто, без сомнения, навсегда во мне что-то изменили.

02:35
Игры демиургов
Дочитал «Игры Демиургов» Бормора. Забавная штука. Говорят, много побрано у Прачетта, но я последнего, каюсь, не читал, поэтому мне весьма и весьма понравилось.
Если кто-то ещё не в курсе, это сборник коротеньких рассказов на страничку-три, состоящих в основном из диалогов двух Всемогущих — Шамбамбукли и Мазукты.
Книжка получилась очень занимательной (читается за вечер!), очень забавной, местами циничной, местами по-хорошему философской (чёрт, как же опошлили это слово!). Представляю, как бы воспринял её лет в четырнадцать — наверное, тогда книга бы сплошь состояла из откровений.
Хотя и сейчас нашлась парочка. Всё предельно просто, но с такой стороны я об этом не думал. Просто не догадывался посмотреть... с такой высоты
Картинка вообще-то — иллюстрация к «Шутихе» Олди, но сюда как нельзя лучше подходит:

Если кто-то ещё не в курсе, это сборник коротеньких рассказов на страничку-три, состоящих в основном из диалогов двух Всемогущих — Шамбамбукли и Мазукты.
Книжка получилась очень занимательной (читается за вечер!), очень забавной, местами циничной, местами по-хорошему философской (чёрт, как же опошлили это слово!). Представляю, как бы воспринял её лет в четырнадцать — наверное, тогда книга бы сплошь состояла из откровений.
Хотя и сейчас нашлась парочка. Всё предельно просто, но с такой стороны я об этом не думал. Просто не догадывался посмотреть... с такой высоты

Картинка вообще-то — иллюстрация к «Шутихе» Олди, но сюда как нельзя лучше подходит:

Комментарии (1)
Нашёл у Сатори Ивадзику и Llah инернет-вариант "Карманного справочника Мессии" Баха. Давно мечтал приобрести эту вещь в книжном варианте, но он всегда почему-то даётся лишь в сборниках, с другими произведениями весьма посредственно переведёнными. Собственно перевод меня и останавливает: если так испортили "Чайку..." с "Иллюзиями", что же сделали с подборкой откровений?
Уж не знаю, в чьём переводе дан Бах здесь, (а в книжном лучший, несомненно, Игорь Куберский) н6о сейчас "Справочник" мне пришёлся как нельзя кстати. Задал вопрос: "Я поступлю в универ?", а мне в ответ: "Поверь, что ты знаешь все ответы, — и ты знаешь все ответы. Поверь, что ты мастер, — и ты — мастер."
Вот так-то!
Желающие тоже погадать, могут сделать это здесь, или через "Мои ссылки"
Уж не знаю, в чьём переводе дан Бах здесь, (а в книжном лучший, несомненно, Игорь Куберский) н6о сейчас "Справочник" мне пришёлся как нельзя кстати. Задал вопрос: "Я поступлю в универ?", а мне в ответ: "Поверь, что ты знаешь все ответы, — и ты знаешь все ответы. Поверь, что ты мастер, — и ты — мастер."
Вот так-то!
Желающие тоже погадать, могут сделать это здесь, или через "Мои ссылки"

Комментарии (5)